Выставка во Всемирном клубе одесситов (ВКО) не имеет отдельного названия, лишь «Стас Жалобнюк». Или «б/н» (без названия), что для автора принципиально. Он хочет просто показать людям то, о чём думает, что его беспокоит.
В сильно заставленном книгами и журналами зале ВКО в центре трёх составное полотно – широкое и два по бокам поуже. На широком, - центральном-центральном, в стиле соцарта - некая «тётя», что ли, розовый платочек поправляет. В розовой же кофточке и красивой, явно наклеенной поверх основы юбочке. Под правый сандалик надет красный носочек, явно художником.
Рядом остаток кисти, человеческой, такой себе подзывающей, она тает, растворяется в накатке, ЧТО там было – неведомо, закатано. Если вдруг знаете, помните, то в 70-х стены белили, а затем делали накатку. Каток удалось достать чудом, говорит художник. Впереди же букет строгих, ровных жёлтых цветов, якобы роз. Кстати, очень похожих на те, что продают с прОткнутой головкой, без запаха, но не вянущих долго. Справа от центрального полотна, тоже словно в коробке, тоже букет, но в простом, керамическом горшке + (фоном) оптимистичные, советские обои.
Зато левый узкий холст являет вход вглубь, = ведёт, к... там просматривается нечто явно непристойное (эротическое). И фон богатый, но неприятный – жёлто-грязный, зато впереди два голубя. Один тщательно прописан, вырезан и наклеен, отдельно создавался, другой голубь в виде абриса, контура лишь. Выступают они на общем фоне из бумажонок от чего-то, старых, помятых, плохо разглаженных. Сопоставление отменной живописи, наклеенности, накатки...
Станислав Жалобнюк уверяет, что ему важно передать, нет, ВЫРАЗИТЬ идею. К примеру, показом голубей, коробок и Пушкина. Ибо та статуя, что совсем справа – это Александр Сергеевич Пушкин, вернее, памятник ему. Что ему, лично, претит, когда из хорошего поэта делают идола. Идолопоклонство отвратительно.
Человек ИМЕЕТ право выбирать, что ему любить, что ценить, что цитировать, что знать, а чего и не желать знать.
Ибо когда навязывают, причём одномерно, то это отторгается. «Противно уже то, - говорит художник, - что и в художественной жизни нами очень сильно манипулируют, а при отсутствии арт-критики – подлинного анализа достоинств и значения имён и творений -- происходит это самое навязывание».
Может быть, в этом-то и суть всех этих кубов и квадратов (вогнутых и выгнутых, что доминируют в экспозиции), они, может, и выражают основную идею этой новой выставки «б/н». Туда подключается и работа «Правила пользования камерой хранения». Нет, это не название, там так на жестянке написано. Я с подозрением спрашиваю, где это он её отодрал. Нет, говорит, не отодрал, купил на Староконке.
Ещё там, в экспозиции, на холстах есть подклеенные старые газеты, перчатка правая, кожаная. Её он подобрал на улице. Вот тут-то я верю, будучи левшой, - манипулируя ею, - снимаю перчатку и потом всегда остаётся правая. Надо будет ему отдать в следующий раз, а не с болью в сердце выбрасывать.
Ещё левее на большой стене (по центру) -- античная скульптура + ваза, справа размытый облик, тоже «скульптура» - Пушкин, хотя «часник» у подножья более выразителен и лучше прописан. И тут... художник признаётся, что любит чеснок, что он и полезен, и вкусен, и способен отгонять злых духов (?). Сам Пушкин стоит там в ящиках обеими ногами, словно зацементированный.
Но, помимо обилия голубей, на этот раз лишь один попугай (похоже, в сфере орнитологии у автора произошли перемены в пристрастиях), зато появилось обилие кувшинов, ваз, чашек, - фарфора, наверное.
Художник говорит: «Я даже не утверждаю, что это – живопись, это – работы. А зритель сам способен (или нет) вытягивать смыслы и они НЕ всегда имеют ЧЁТКОЕ значение, ибо впечатление может бОльше сказать и дольше длиться/работать». Тут я вынуждена согласиться, ибо тут разная манера письма, стили письма: некоторые полотна написаны «жирно», густо, но не «масляно», эдакое сочетание грубости и тонкости. Живописец уверяет, что это тема задаёт манеру письма. На центральном полотне, если СИЛЬНО присмотреться, то выпуклость складывается в факел... в руке... голова... в короне, неужто, Да, статуя свободы.
Сам Стас Жалобнюк крайне интересный собеседник. С ним можно об уже подзабытом Питере Гринуэйе поговорить, в тонкостях. НО, он оказался ещё и краеведом. Этот художник столько всего знает о нашем крае: и о «козацьких похованнях» XVII-го века в районе Усатово, и про соль Куяльника и чумаков, про Вилково. А я столь ценю общение с людьми, которые обладают некими специальными знаниями, от которых можно чему-то научиться, что-то узнать.