Каково это -- быть в литовском докфильме о МАРИУПОЛЕ...

Нет, я знаю, что если ты уж подписала контракт на участие в литовском документальном фильме, то это означает выполнение взятых на себя обязательств, даже если они обращаются в поездку в Мариуполь, даже если ты простужена, а сам город как-то не прельщает...

Вот возвращаешься ты с фестиваля «Alles anderes» («Все інакше») из Днепропетровска- Харькова с температурой, разбитая, в том числе -- страшной поездкой в страшнючем «купейном» вагоне, 12 часов, где вначале было жарко-парко, затем холодно... И тебя застаёт звонок Mantas'a Kvedaravicus'а: «Ты должна приехать в Мариуполь, немедленно!». «Какой ещё «Мариуполь»? Я НЕ хочу в Мариуполь? Я боюсь! Это на краю света!». Mantas, режиссёр докфильма ПРО ОДЕССУ (якобы), строго выговаривает: «Нужно! Ты обязана!».

Что делать? Запихиваюсь всякими антипростудными «ліками» и еду.

Назад в Днепропетровск, где меня забирает машина с водителем – украинским патриотом, т.е. интересным собеседником. Еду ещё 12 часов до Мариуполя. Хух... (или «уф!»).

Поясню, я в том фильме - «персонаж», что не комментирует, а своим присутствием как бы обозначает степень напряжения происходящего, в якобы обыденных ситуациях. «Ситуаций» было 3: в обувной мастерской; в трамвае, рано утром; на берегу Азовского моря.

Вначале -- ЧТО я увидела в городе, точнее НАД ним. Это – НЕЗАБЫВАЕМО, потому как задействованы также органы дыхания. Толстенные, высоченные две трубищи над городом, из одной выходит жёлтый (понимаете, ЖЁЛТЫЙ) дым, густой такой; а из другой интенсивно серый, СЕРЫЙ. Если проезжать ближе, то дышать становится невозможно.

Это впечатление – неизбывно. Я буду его помнить всегда, а теперь ещё и рассказывать всегда и всем!

Н-да. Там работали две съёмочные группы: украинская и литовская. Поселили всех в "villa «Харашо»". Такой себе особнячок, симпатичный, в стиле a la Папуа-Новая гвинея. Я пережила ощущение жизни в коммуне хиппи, хотя сама – хипстер, не более. Крайне любопытно наблюдать вблизи жизнь-работу киногрупп. Особенно ощущения посреди диалогов, общений литовцев: я чувствовала себя в ситуации немцев во времена Второй мировой войны! Это когда американцы решили вместо шифрования посадить с двух сторон индейцев (положим, чирокко), когда ИХ язык абсолютно непроницаем, расшифровке не поддаётся. Кроме слов «Gere-gere» = «ок». А они нас понимают, за исключением ассистента режиссёра Severiji, которая, кстати, уже успела как «евросоюзка» закончить Высшую школу киноискусства в Глазго (!).

Почему литовцы? Почему литовцы? Вот и сейчас, в Одессе Андрюс Тапинас внятно пояснял.

Фильм готовят к Berlanalle, уже дважды там, в Мариуполе, снимали, а это до-съёмки были.

Мой второй эпизод съёмок был в трамвайном депо, от трёх утра!!! Трамвай выезжает и едет с группой по городу, вместе с людьми. Они входят, выходят, загораживают группе планы, отступают, всматриваются: «Что это там снимают?», -- оборудование-то профессиональное, тяжёлое. Но и общаются с тобой.

Надо мной два молодых человека, одеты бедновато, в шапчонках как у титушек; но лица – другие. Речь у них другая. Они – рабочие. Понимаете: рабочие, настоящие. Вот я у них и спрашиваю, как же они живут в таком задымлении? А они отвечают, что это им ОТЛИЧНО известно, за то им надбавку и платят! (?!) И вообще, рады, что есть работа! Вот так-то...

Проезжаем «промзону», начинается чад, прячусь в шарф, дышать невозможно, задыхаюсь.

Третий эпизод – самый болезненный для меня, уже простуженной. На берегу Азовского моря. ПЕСОК. Песок там серый. СЕРЫЙ песок, сдвигаю его носком ботинка, под серым слоем – жёлтый. Т.е. в палец толщиной налёт, осадок всего вредного производства. И море холодное, серое, ветер страшный. Нужно сидеть на железной лодке. Разрешили читать.

Сейчас у меня это П'єр Нора «Теперішнє, нація, пам'ять», где, в том числе, рассматривается опыт разрушения одномерного, однонаправленного рассмотрения истории. Моя «роль», точнее, задание - читать, затем читать вслух отрывки. Со мной рядом барышня с благородным лицом, чистейшим украинским и в военной форме. Она берёт книгу и также зачитывает что-то. И я ВИЖУ, понимаю, что ей понятны, даже очевидны мысли Пьера Нора.

Что меня радует (почему всё же в моей стране таких, как она, маловато?).

Не менее важной была для меня съёмка в сапожной мастерской. Сапожник – умён, «живой человек» = с адекватной реакцией на все просьбы пожилых дам о починке. О! Вы бы видели, насколько изношенную обувь он берётся починить и чинит. А главное -- дамы, в Мариуполе и ДАМЫ, пожилые, с литературной речью! Затем сам мастер, это человек с «умными руками», было истинным удовольствием наблюдать как он работает: ставит заплатки на верх и подошву; ни единого лишнего жеста. Сплошное удовольствие. Были дамы и в кафе, за углом, где в перерыве мы пили кофе с вкусными пирожными.

Всюду жизнь. В Мариуполе живут реальные люди. И они тоже украинцы.

Photo: Depo

подпись под фото: обе группы, меня, как всегда на фотографии нету